Тульский ветеран Екатерина Журина: Всю жизнь я оставалась верна погибшему мужу

Тулячка Екатерина Григорьевна рассказала, как обороняла Родину от противника и переносила тяготы послевоенной жизни

Когда началась война, Екатерина Журина только окончила восьмилетку в школе и устроилась на завод «Новая Тула» (сейчас «Комбайновый завод» - прим. авт.), параллельно обучаясь в техникуме.

- 22 июня 1941 года я была в отпуске в доме отдыха «Щербинка» в Подмосковье. Это был мой первый отпуск, моя первая поездка так далеко от дома, - рассказывает Екатерина Григорьевна. – Приехали мы в четверг 20 июня, а 22-го в 12 часов дня по радио Молотов объявил: «На нашу Советскую страну вероломно напала Германия!». Все были в растерянности, никто ничего не понимал. Только вечером того же дня директор дома отдыха сообщил, что: «Наша страна в опасности и нуждается в помощи». Молодые ребята, которые находились на отдыхе вместе с нами, стали записываться добровольцами на фронт. Нас же, девушек и женщин, попросили помочь рыть противотанковые окопы под Москвой. Никого, кто бы отказался, не было. Все хотели хоть чем-то помочь.

Это сейчас можно из любой точки позвонить, куда угодно. В те годы такой связи не было. Мои родители с ума сходили от беспокойства. Когда я спустя несколько недель появилась на пороге своего дома, мама с отцом кинулись мне навстречу с расспросами. А вечером отец мне говорит: «Завтра же на завод работать». Я ему: «Да ты что, пап, у меня отпуск еще». А он как стукнет кулаком по столу: «Я сказал, пойдешь работать! Война началась, некогда теперь отдыхать!».
Следующим же утром я вышла на завод. Там производили запись на эвакуацию. Меня спросили: «Тебя и твоих родителей записывать?». Я вечером спросила у отца, а он заявил, что тульский народ никогда не побежит от какого-то фашиста. А ведь уже в то время разведчики противника по ночам заглядывали к нам в окна.

Так мы и остались в Туле. Меня определили в истребительный батальон, где записали на курсы медсестер и поручили отвечать на звонки, касающиеся указаний по противовоздушной обороне.

Стыдилась фамилии после дезертирства братьев

- К осени 1941 года немецкие войска Гудериана уже стояли под Тулой, - рассказывает Екатерина Григорьевна. - Однажды ко мне подошел командир отряда и спросил: «Ты всех знаешь, кто живет в Глушанках? На местности хорошо ориентируешься?» Я кивнула. Тогда он сделал меня посыльной между военными подразделениями. Ходить приходилось много, в основном в ночное время. Мой отец всегда меня сопровождал. Возьмет топор, как будто за дровами в лес собрался, и тайком за мной по пятам.
В начале декабря были самые ожесточенные бои за Тулу. Помню, я относила донесение, когда ударили залпы орудий «Катюши». Они производили жуткий грохот, небо становилось кровавым. Никогда я такого не видела и никогда это не забуду. Было очень страшно, все тряслись не столько от холода, сколько от страха.
Я из многодетной семьи. Но из 11 детей остались только я, моя сестра и двое братьев. Остальные умерли во время эпидемии тифа. Моих братьев призвали на воинскую службу в начале войны. Однажды меня вызвали на партийное собрание и сказали, что они дезертировали с поля боя. Мне так стыдно было. Я даже потом скрывала свою фамилию.
 
Была единственным добровольцем в своем призыве

После того, как противник отступил от Тулы, Екатерина Журина решила добровольно отправиться на фронт.
- Горько было видеть лица матерей и отцов, в чьи дома приходили похоронные письма, - говорит Екатерина Григорьевна. – Но я не находила себе места в тылу. Мне хотелось как-то помочь Родине в этой войне.
Со 2 мая 1942 года Екатерина Журина несколько раз писала письма с просьбой отправить ее на фронт. Но ей отказывали: мол, молоденькой девушке не место на войне. Однако Катя между работой на полигоне и на заводе прибегала в комиссариат и настаивала на своем. Спустя месяц перед ее напором отступили.
- Мне дали предписание явиться в сборный пункт 28 мая к 10.00, - продолжает  Екатерина Григорьевна. - Среди 198 девушек, призванных в армию, добровольцем была только я одна. В то утро я попросила маму проводить меня. Она сильно прижала меня к себе, обхватила мою голову и со слезами умоляла остаться. Но я ушла. Лишь попросила ее запомнить меня такой, какой я была.

Чуть не утонула в болоте на задании

По распределению Катя попала в 125-ю дивизию. Ее направили обучаться на пилота. Но управлять самолетом молодой девушке не довелось.
- Во время одной из лекций к нам в аудиторию вошел подполковник и сказал: «Извините, я знаю, что вы уже настроились на пилотов, но нам не хватает водителей», - рассказывает Екатерина Григорьевна. – Я быстро прошла обучение на водителя, а затем на разведчика: научилась шифровать послания, читать карту и пользоваться рацией.
За мое упорство и рвение меня прозвали «тульская». На одном из партийных собраний решали вопрос, кого отправить на фронт. Кто-то сказал: «Пусть «тульская» едет, она одна десятерых стоит, да и сама постоянно просится». Так 2 января 1943 года меня направили в Сталинград.
Я, сама того не зная, была приписана к особому подразделению КГБ. В каждом отряде находился человек, которому Комитет государственной безопасности полностью доверял. В моей грузовой машине на пассажирском сидении находилась специальная рация и дополнительный аккумулятор. Возить кого-либо в кабине мне запретили. Я исполняла приказы, не вдаваясь в подробности.
Нам всегда говорили только цель задания. Посадят в машину, отвезут на место, передадут заготовленный планшет, рацию и в путь. На одном таком задании мы угодили в болото: я, командир и еще один солдат. Фашисты окружили нас со всех сторон, осталась только топь. Делать нечего, мы пошли по этой трясине и увязли. Меня засосало по пояс. Левой рукой я ухватилась за корягу, а правой кое-как подтащила к себе рацию и отправила зашифрованное послание «Крылышки, группа, 12-46 брат Лева», что означало: «Нужен самолет в квадрат 12-46 по левой стороне посадки от болота».

Была ранена трижды

Первые боевые ранения Екатерина Журина получила еще под Тулой 30 ноября 1941-го года во время бомбежки. Девушке осколки попали в лицо, разорвало ладонь левой руки, которой она пыталась защититься, переломало лопатку правого плеча.
13 февраля 1943 года при подъезде к Сталинграду Екатерина снова угодила под фашистские бомбы.
- Налет бомбардировщиков застал нас врасплох, - вспоминает ветеран. - Заваленные обломками улицы, разбитые здания Сталинграда не давали возможности укрыться. Я ехала в машине, когда на нас зашел вражеский самолет и стал сбрасывать бомбы. Я только помню тот своеобразный свист, с которым они падали, и то, как меня будто листок бумаги выбросило из кабины водителя. Очнулась я уже в госпитале. Почти месяц меня восстанавливали. У меня была контузия, повреждение позвоночника и правой руки, которую я до сих пор не могу поднять выше головы.
В той бомбежке тулячку отбросило в стену разрушенного здания, тело засыпало обломками, только голова и левая рука торчали на поверхности, что и помогло отыскать ее спасательной бригаде. После реабилитации Екатерина Журина была командирована на передний край фронта в Польше.
- Там-то я и получила третье ранение в августе 1943 года, когда перевозила раненых из окружения, - продолжает Екатерина Григорьевна. - Я ехала по лесной дороге, когда в одно мгновение на подножку кабины запрыгнул вражеский лазутчик и через окно наставил на меня ружье. Я только успела рукой закрыть лицо. Дальше уже ничего не помню. Очнулась в палатке, когда мне переливали кровь. Он мне в руку выстрелил, и я потеряла много крови. Кто-то из раненых, которых я перевозила, этого негодника схватил и обезвредил.

Чуть не подорвалась из-за предателя

Екатерина Журина в ходе рассказа неоднократно упоминала о случаях предательства. Один такой произошел с ней почти в самом конце войны.
- В моей группе был боец из Чехословакии, - рассказывает Екатерина Григорьевна. – На одном задании мы обнаружили ложный аэродром, на который послали наших летчиков. На поле выложили костер в форме звезды, который служил ориентиром. Я начала передавать по рации: «01. 01. Я Ока, уходи на второй круг, ложный аэродром! Как понял, 01?». В этот момент мне к затылку прислонили холодный ствол пистолета. За спиной раздался голос того бойца из Чехословакии: «Скидывай пистолет, рыки подымай ввысь». Из рации донеслось: «Ока. Понял вас, ухожу на запасной».
У меня всегда было две гранаты на поясе и маленький пистолет на груди. Я медленно достала одной рукой пистолет, а другой полезла за гранатой. Бросила пистолет на землю и взялась за кольцо. Уже будучи готовой выдернуть чеку, я услышала выстрел и голос командира: «Отставить, боец!». Мой командир Василий застрелил этого негодяя и спас мне жизнь.

Жила в сарае, а грелась в погребе

- 9 мая 1945 года я стала вестником победы, - улыбается ветеран. - По рации я услышала передаваемое по всем частотам сообщение: «Советские войска одержали победу над фашистами. На рейхстаге водрузили советское знамя!». Я побежала по всем казармам с радостным криком: «Победа!».
После войны я вернулась в Тулу, где со своими родителями весело отпраздновала нашу победу. Работать поступила на тот же завод «Новая Тула», но уже в качестве водителя. Отработала на предприятии 33 года. Вышла замуж за парня, с которым училась еще в техникуме. Но жили вместе мы не долго. Он уехал обучаться в офицерское училище в Серпухов, а потом его послали в Венгрию, где он погиб в 1948 году. В последнюю нашу встречу он сказал: «Катюша, ты только дождись меня. Если что-то случится со мной, не выходи ни за кого замуж. Ты сильнее всех, ты сможешь». И я смогла. В этом году 9 ноября мне исполнится 92 года, и слово, которое я дала своему мужу, держу.
Хотя после войны было очень тяжело. Мой дом сожгли, на выданную ссуду я сама заново отстроила отцовский дом, а до этого жила в сарае и ходила греться в погреб. Ела, что дадут. Благо друзья на какое-то время меня приютили и подкармливали, как могли.
Два года назад я упала и повредила позвоночник. Теперь прикована к кровати. Спасибо социальному работнику Нине Дмитриевне. Она одна поддерживает меня и помогает.